проходи, садись.чувствуй себя как хочешь; ты же любишь травиться чаем? пирог на кухне... - крошечная квартира в центре мегаполиса гостеприимно распахивала двери и пропускала внутрь, позволяя теплу и уюту окутывать тело от макушки до пальчиков на ногах. Наша первая квартира с бежевыми обоями в нелепый узор, потрескавшимся паркетом позапрошлого века, по которому, по заверению прошлой хозяйки, ходила одна небезызвестная графиня, с маленьким балконом с железной оградкой, которую мне пришлось красить в первые же выходные после переезда, маленькими окошками, прикрытыми полупрозрачной тюлью. Пустая квартира за какие-то пару дней наполнилась всем необходимым - диван в цветочек прямиком с бабушкиного загородного дома, столом и стульями из ближайшей икеи, огромным телевизором и приставкой, в которую вскоре мы будем играть темными вечерами, нормальными занавесками, сквозь которые нас не видели соседи из дома напротив, и различными побрякушками, бесцельными, но с огромным смыслом. Стены украшали фотографии невероятных мест в мире, в которые мы планировали уехать при первой же возможности, на диване лежали подушки с забавными зверушками и пара плюшевых медведей, которых я ей дарил просто так. - а в кармане левом, сложенный вдвое, очерк; я не знаю тебе ли больно, но мир рухнул… - скомканная бумажка, слёзы, застывшие в любимых глазах, и зловещая тишина, застывшая в комнатах. Не все истории заканчиваются долгожданным happy-end'ом, многие в одно мгновение рушатся до самого фундамента и больше не подлежат восстановлению. Так было и с нами, увы.
"сохрани это имя. оно будет тебя греть" - пронзающий самую душу шёпот, до мурашек, до головокружений. Нечем дышать, я задыхаюсь, открываю глаза за пятнадцать минут до рассвета, вокруг все ещё жуткая темнота, а я один в сырой постели. Всё, что казалось простым и обычным, неожиданно превращается в магический шар и немую твердь, заставляя шальное сердце выпрыгивать из груди к чертовой матери. За окном, неожиданно, прекрасный рассвет - желтый, как самое яркое солнце, он плавно перетекает в слепящий глаза оранжевый и заканчивается огненно-розовым, насыщенным, тёплым, на который я готов смотреть целую вечность. Моя бесконечность. Тонкими пальцами вырисовываю на стене полюбившуюся восьмёрку и мысленно заворачиваю её имя в серый, связанный бабушкой шарф, хранившийся на дальней полке мальчишечкой комнаты, до сих пор не познавшей ремонт. Убираю обратно, протирая пыль, задыхаясь, чихая. Прерывистым крещендо звенит оно в моих ушах, не давая покоя. Есть в её имени нечто такое, о чем вряд ли поведает вечный мир. Нечто таинственное, властное, одновременно прекрасное, от чего в душе мгновенно расцветали цветы. И, когда я отчаявшись думал бросить все, когда руки касались земли и не было силы расправить крылья, её имя, не небо, не Бог, появившиеся из ниоткуда, спасало мне жизнь и давало глоток, от которого в теле зарождалась новая жизнь. "это имя, короткое имя тебя спасёт" - и они, черт возьми, были правы. Говорят, первая любовь всегда невольно оставляет невидимый след на сердце. Говорят, люди, впервые полюбившие друг друга навсегда остаются связанными той самой красной нитью из китайских пословиц, что никогда не отпускает. "мой милый ангел, ты совсем недавно спустилась с небес и невольно осветила всю мою жизнь ярким светом; ты стала моей путеводной звездой, и я беспрекословно следую за тобой, не задавая вопросов; ты - мой ангел-хранитель, мой верный оберег, мой невидимый защитник, за которого изо дня в день я благодарю создателя; спасибо тебе за то, что ты рядом даже в самую беспроглядную тьму, спасибо за свет, за любовь, за то тепло, что ты даришь мне своими улыбками, спасибо за всё..." Омут миндальных глаз, в который хочется нырнуть без оглядки, слегка высветленные волосы пышным одуванчиком торчащие в разные стороны [сколько раз я пытался пригладить из? сколько раз они вырывались наружу, словно маленькие антеннки? не сосчитать], родинка над губой, которой я так неловко касался тысячи раз, голос, немного прокуренный, от которого мурашки по коже, медальон на шее в форме сердечка с нашими фотографиями, который я подарил ей на первую годовщину. Я мог бы сказать о ней многое, миллион слов, которые не смогли бы передать её суть и невероятное волшебство, окутывающее её образ. "Софи, Софи..." - я повторял её имя вновь и вновь, и она появлялась из ниоткуда, накрывая меня вторым одеялом и холодными губами касаясь горячего лба. Я звал её в бреду, призывая на помощь. Я звал её в беду, в счастье, я звал её всегда, и она приходила, раскрывая объятия, в которых я так стремился оказаться.
Она растерянно смотрела по сторонам, выглядывая из-за черного столба, закрывающего обзор. Совсем ещё девочка, одетая в столь яркие шмотки, что рябило в глазах. Проходящие мимо англичанки тыкали в неё пальцем и томно вздыхали, перешёптываясь и обвиняя несчастное создание в отсутствии вкуса. Она хмурила брови и утыкалась в путеводитель: город казался ей темным лесом, а улицы напоминали лабиринт, по которому она блуждала словно Алиса в стране чудес. Она нервно теребила огромные серьги в форме колец, и, мне казалось, ещё чуть-чуть и прекрасная незнакомка падет ниц и расплачется от нахлынувшей безысходности. - помочь? - она нервно вздрагивает, а мне не остаётся ничего кроме, как забрать из её рук книжку с улицами городами и начать её изучать, - недавно в Лондоне? - она кивает, краснея, и с этой маленькой неловкой встречи, закончившейся длительной экскурсией по центру города, и начинается наша история. Мне двадцать четыре, и я часто брожу по местным паркам, в которых, сидя на обшарпанной лавочке, изучаю людей. Я не ищу новых знакомств, не ищу любви, а лишь выдумываю невероятные истории для собственных песен. "я буду отличным мужем и папой, самым лучшим" - мысль, изредка мелькавшая в голове и дарящая надежду на лучшее будущее. Улыбаюсь. Так хочется грустить, но на это нет времени. Я недостаточно хорош, здесь и сейчас. Песня, одна за другой, новый шедевр современного искусства. И вдруг она появляется из ниоткуда со своими маршрутами, забавными платьями и огромными сережками, из-за которых блеск ее глаз казался еще ярче. Я поддался искушению и прыгнул, утянув её за собой. Моей маленькой француженке двадцать один, и она сбежала из дома, закрыв за собой тяжелую дверь в тёмное прошлое, которое нам пришлось собирать по кусочкам для цельной картины. Мы часами бродили по безлюдным переулкам и любовались красотами города, болтали обо всем и ни о чём, а потом я поцеловал её, и жизнь закрутила нам в новое русло, неожиданное, невероятное. Нам чуть больше двадцать, и море кажется по колено. Мы напиваемся в клубах и еле-еле доползаем до дома, где спим на полу, лишённые сил. Мы курим травку с едва знакомыми парнями, передавая по кругу косяк как трубку мира. Мы прыгаем с парашютом для остроты ощущений. Нам вечно мало. Недостаточно. Мы трахаемся в подворотнях, в туалетах клубов, в примерочных и в одном из парков ранним утром и/или поздно вечером. Мы не боимся оказаться замеченными, мы жаждем этого. Иногда мне кажется, будто бы мы - малые дети, без зазрения совести творящие сумбур, который обязательно оказывается замеченным, после чего следует наказание. Мы стоим в углу или получаем по заднице, а нашей же реальности - коротаем сутки в полицейском участке или влипаем в драки. Иногда мы - старики, прожившие бурную жизнь и решившие тряхнуть стариной - напомнить себе, как всё было. Мы всегда разные, но мы - это мы. " Софи, Софи..." - касаюсь ладонью нежной кожи и проваливаюсь в сон. Моя маленькая француженка родом из Сен-Дени, где повстречались её родители. Бешеная смесь португальской и кубинской крови виднелась в каждом движении, в каждом жесте. Если она молчала, то делала это неделями, сводя меня с ума и заставляя кричать и кидаться посудой. Если она истерила, то вкладывала в это всю свою душу, круша и ломая всё живое на своём пути. Она била меня по лицу, стучала кулаками в грудь, а я понятия не имел, что делать и как реагировать. Если она любила, то отдавала себя всю, и я точно знаю, что она любила. Моя маленькая француженка не была простой, её жизнь складывалась из сотен преград, которые она осторожно вываливала на меня, предвкушая реакцию. - отец вернулся на Кубу, когда я была ещё совсем маленькой девочкой, и всё, что я помню - как падала ему в ноги, висла на них, прижималась и молила, чтобы он не уходил. я обещала быть послушной, я обещала делать всё, что он только скажет, но это не помогло. он поднял с пола чемодан, полный вещей, и громко хлопнув дверью, - прижимаю её к своей груди, приглаживая волосы, я обещаю ей никогда не уходить, я клянусь стать опорой и поддержкой, пока она будет во мне нуждаться. Она говорит о будущем - о семье, о детях - и я молча слушаю, не зная, готов ли я к столь ответственному шагу. - у мамы было много мужчин, но никто так и не заменил мне отца. она меняла их как перчатки. но всё это не касалось меня, пока в нашем доме не появился албанец: он зажимал меня в темных углах квартиры, гладил по ногам, трогал едва появившуюся грудь. когда мать узнала об этом, была в бешенстве, и выгнала меня за порог, обвинив в том, что я увожу её мужчину. я так и не смогла её простить, - её истории одна хуже другой, мурашки по коже, мне не по себе, и я даю обещания, которые ей и вовсе не нужны. Она говорит о жизни в приюте, об издевательствах сверстников, о долгом пути наверх и о побеге в соседнюю Англию, где у неё живет какая-то родственница, любезно согласившаяся её приютить. Жизнь налаживается. Мы вместе. Она работает в цветочном магазине, в котором я когда-то создавал свои первые букеты, я играю в своей третьей группе и готовлюсь к первым лучам славы, которым не суждено произойти. - ты выйдешь за меня?... - никаких громких признаний, минимум слов, я встаю на одно колено и протягиваю ей скромное колечко, на обратной стороне которого выгравированы наши инициалы и банальное "навсегда". Она кивает, и мы отмечаем помолвку жёстким сексом в душевой. Всё идёт в гору. Всё прекрасно. Увы, но нет.
мы когда-то умели мечтать и учились верить; диафрагма сжималась часто, пьянил воздух, а теперь я, в дешёвых кедах, стою у двери, вспоминая о том, как было легко и просто... - она уходит, громко хлопнув дверью, разбивая одну реальность за другой. А я лишь держу в руках скомканный листик, не решаясь его открыть. "мой милый мальчик, всё было прекрасно, ты дарил мне своё сердце, и я обещала его хранить. ты всегда говорил "пока тебе будет нужно", но никогда - о том, что нужно тебе. я люблю тебя, правда. но моей любви недостаточно для нас двоих. для целой семьи. и огромного мира. не ищи, не звони, забудь. обещаю, любить тебя вечность". - выбрасываю жалкий клочок в мусорку и собираю вещи. Я не смогу остаться там, где было всё, потеряв покой. Я не смогу, не смогу, не смогу...

.  .  .  .  .  .

- ты была всем, что я искал, будто волна, ты обрушилась на мой берег. слишком поздно - мы сидим около холодной плиты, распивая обжигающий виски из фляги моего отца. Мы кочуем от одной к другой, и я изливаю ей душу, рассказывая обо всём, что тяжелым грузом лежало на разбитой душе. Без прикрас, с ужасными подробностями, как и когда-то она, я душу её своей болью, переливая её из сосуда в сосуд. Я чувствую, как она тонет, и я тону вместе с ней, протыкая спасательный круг к чёртовой матери. "Софи, Софи..." - мой разум затуманен, я словно во мне, и я не могу продохнуть, просыпаясь за пятнадцать минут до рассвета в сырой постели в поисках её тела. В какие-то моменты мысли о ней перекрывали воспоминания о жене, в какие-то - я думал о совместном прошлом, разбившемся об острые скалы быта, и не понимал, как так вышло. Мне хотелось спросить "почему", но едва ли мне бы хватило сил узнать правду, поэтому скелеты прошлого так и остались заперты в огромном шкафу комнаты, в которой когда-то красовался диван в цветочек, украшенный подушками и плюшевыми мишками, которые я ей дарил. Она вновь ворвалась в мой дом, словно вихрь, снося всё на своём пути. Только она уже не была той маленькой неловкой француженкой в ярких нарядах и с огромными серьгами, торчащими из ушей. Элегантная, по-особенному нежная, пропитанная теплом и заботой. Она была рядом каждый раз, когда я её звал, когда так отчаянно в ней нуждался. Она пришла попрощаться, когда я улетал, и обещала, что это далеко не последняя встреча. Она оставила десяток записок в пластмассовых коробках моих альбомов, и это дало мне надежду на новое начало по прибытию в Большое яблоко, в котором я их открывал и читал. "мой милый мальчик, мы скоро увидимся, ведь мне нужно тебе кое-что рассказать..." - я улыбался, воображая еще одну историю её грустной жизни, представлял, как прижму ее к сердце, приглаживая волосы. Я представлял, я дышал, я жил.